Сычева Яна Евгеньевна, студентка

Геннадий Федорович Плеханов: «Домой вернулось только двое. Такова арифметика войны»

Геннадий Федорович Плеханов – родился 8 ноября 1926г. в г. Минусинске Красноярского края. Осенью 1943г., в возрасте 17 лет был призван в ряды рабоче-крестьянской Красной армии. В 1943-1947 гг. проходил службу в 34-й стрелковой дивизии Дальневосточного фронта. В качестве связного командира батальона участвовал в войне с милитаристской Японией.

Начало войны

 Каким для Вас было утро 22 июня?

Это было воскресенье. В этот день в районном центре Назарово был намечен краевой смотр художественной самодеятельности, где я участвовал в струнном оркестре. Мы собрались в трех километрах от Назарово, на станции Ададым. Взяли свои инструменты, крупные положили в повозку и двинулись. Оркестр был большой – человек тридцать. В Назарово мы прибыли в 8 часов, в Москве было 4 утра, когда началась война. Соответственно, о ней мы ничего не знали. Выступили. Заняли первое место. Прошло еще час-два, кто-то из знакомых говорит: «Слушай, говорят, война с немцами началась». А я ему: «Какая война, мы с Германией в друзьях ходим, значит, не может быть такого». Но тут пошли разговоры: «Война, война, война!» Мы собрали свои инструменты и пошли домой. Пока добирались до Ададыма, разговаривали между собой, мол наша армия самая крепкая, наверняка война перешла уже на немецкую сторону, и наши через месяц будут уже в Берлине, а может и через неделю. А начальник политотдела остужал наш пыл: «Потише, потише. Здесь намного серьезнее дело. Победа будет за нами, но нам придется пережить сложные тяжелые годы». 

Что происходило дальше? Вам пришла повестка?

Через неделю вызов из военкомата. Мне было 14 лет. Возраст не сильно большой, тем не менее повестка пришла. Нас, в военкомате, собралось человек двадцать. Как говорят, время военное, мужики пошли на фронт, комбайнеров нет. Нас отправили в .Ачинск на курсы комбайнеров. Занятия длились две недели, по 14 часов в день. Очень мало было теории, в основном практика. Жили впроголодь, и были весьма довольны, когда вернулись домой. Но оказалось, что учили нас зря. В нашем совхозе комбайнеры были уже не призывного возраста, и они остались работать на комбайнах. Тогда нас собрали и отправили на сушилку. Работали по схеме 12/12. Двенадцать часов работали и столько же спали. Так как были молодые, то в основном работали днем. Потом еще два года была школа. И только в 1943 году я пошел на военные курсы.

Как вас готовили к войне?

Ритм опять тот же: 12 через 12. строевая, тактика, огневая, ну и естественно, политзанятия. Нагрузка ежедневная была большой, а питание более чем скудное. На завтрак две ложки соленой черемши и кусок хлеба граммов 150, в обед жидкий суп с лапшой или горохом и столько же хлеба, а на ужин – баранка с кусочком сахара да смородинный чай. Вот и все. Конечно, дома в это время мы тоже жили весьма скромно. Но сытнее.

В октябре началась учеба в 10 классе. Правда, номинально. Так с первых же дней учебы нас через военкомат призвали всех на курсы снайперов. Каждое утро мы шли вместо школы в поле на стрельбище и целыми днями стреляли из снайперской винтовки. Теории было мало. Наш инструктор говорил, что снайпером можно стать только тогда, когда «сожжешь тысячи патронов» и тут же добавлял, что стал хорошо стрелять после десяти тысяч.

В начале октября вызвали в военкомат, прошли медкомиссию, распределение и стали ждать отправки в часть.

Армия

Расскажите про армейские будни

Призван в армию 28 ноября 1943 года. Назначение – Дальневосточный фронт.

Сначала ехали на поезде 12 дней до Биробиджана. Потом нас повернули. Прибыли мы в село Кукелево. Там ночевали в кирпичном здании, в столовой. А утром пошли до села Новое. Посреди река Амур. Нас всех в учебный взвод. Помню, что нам тогда выдали на четырех человек два одеяла и два матраса. Сначала учебный взвод, затем присяга, и в конце 1943 года приступил к выполнению должности рядового 1 роты, 83 стрелкового полка 34 стрелковой дивизии. И начались построения. Служба давалась тяжело. Не физически, а морально. Полная несвобода. Все делать только по приказу. Десятки построений за день по массе бестолковых поводов. В одно из таких построений старшина говорит: «Кто умеет играть на музыкальных инструментах – два шага вперед». Так я попал в оркестр народных инструментов. Репертуар был весьма различным. Здесь и русские народные песни,  песни военных лет. На классику не замахивались. Не та квалификация. Но играли от души. По крайней мере, и слушателям и руководству оркестр нравился.  

В марте 1944 объявили набор в учебный батальон по подготовке сержантского состава, записался туда и я. И с 1 апреля продолжил там службу в должности курсанта третьего отделения, первого взвода, первой роты. Здесь та же армейская муштра, только покруче. Занятий по боевой и строевой подготовке побольше, а свободы еще меньше.

 В уч.бате я служил до декабря. Потом мне присвоили должность химинструктора. И я сам начал учить следующих курсантов.

День победы вы встретили в армии?

Да. Второго мая пал Берлин, было ясно, что вот-вот наступил долгожданный день. 9 мая пришли, и Левитан своим легко узнаваемым голосом провозгласил: ПОБЕДА! Сразу же побежал в свой батальон. Но батальон уже в полном составе вышел на стрельбище, до которого было километра три. Иду прямиком на конюшню, говорю ездовому: «Запрягай, поехали на стрельбище – Победа!» Он, слегка поворчав, запрягает, и мы двинулись.

Подъезжаем к стрельбищу, соскакиваю с брички, подбегаю к комбату, кричу одно слово: «Победа». Он тут же отдает команду: «Батальон, строиться!» и расспрашивает о подробностях. Батальон построен. Комбат кратко повторяет мой рассказ и командует: «Старшинам раздать патроны», «Заряжай», «Залпом пли!» Может быть, команды были иными, слова не те, но суть от этого не меняется. Батальон пять раз выстрелил по команде вверх и строем пошел домой. Комбат, естественно поехал на своем транспорте, а я пешим порядком пошел вместе со всеми. Затем обед и впервые выдали нам по 100 граммов известной жидкости. За победу!

Японская война

После победы над Германией Вам все же пришлось воевать. Как это было?

Мне пришлось принимать участие в боевых действиях всего три недели. Много это или мало? Если считать по календарю – сущий пустяк, но если учитывать все моменты – ситуация не так однозначна.  За первую неделю войны с Японией в бригаде, наступавшей рядом с нашей дивизией, от батальона численностью около 800 человек живыми остались только 12. В нашем учебном батальоне из приблизительно 400 человек за то же время погибло только двое, и те по собственной оплошности. Причина почти бескровного наступления нашей дивизии в первую неделю войны заключалась в оригинальном и смелом замысле ее командира, генерал-майора Демина, который решил направить весь личный состав дивизии не по дорогам или вдоль реки Сунгари (где наступала соседняя бригада), а прямо через непроходимые болота междуречья Амур-Сунгари. В результате через неделю вся дивизия оказалась в тылу Квантунской армии и только тогда начались боевые действия. За этот рейд дивизия стала краснознаменной, многие военачальники получили награды, а всему личному составу была объявлена благодарность Верховного главнокомандующего. Она до сих пор хранится в моих старых бумагах.

Пришлось ли Вам столкнуться лицом к лицу с японцами?

Мы попали под обстрел. Километров за пять от Сунгари наш батальон попал под огонь японцев.  Батальон японской пехоты в заранее подготовленных траншеях полукольцом окружал подходы к городу Цзямусы. Возле железнодорожного моста с обеих сторон на входе располагались два двухэтажных бетонных дота с пулеметными гнездами, а на самом мосту стоял бронепоезд со своими орудиями. Это у обороняющихся японцев. А у нас, наступающих, численность которых была вдвое меньше, помимо винтовок и автоматов имелось только несколько станковых пулеметов и минометов. Попав под обстрел японцев, наш батальон рассыпался в цепь.  Наши солдаты залегли, и я с ними, окопались.  И вдруг что-то происходит. Доты начинают стрелять по японской пехоте, бронепоезд направляет орудия на доты, пехота обстреливает доты и бронепоезд. Идет сплошная канонада. Три группы обороняющихся японцев безжалостно бьют друг друга. Через несколько минут из дотов выбрасывается белый флаг, бронепоезд, прихватив солдат, минировавших мост, срочно ретируется на ту сторону. Вся японская пехота тоже выбрасывает белый флаг и сдается в плен. Ситуация прояснилась буквально через несколько минут. Оказывается, на левом фланге командир отделения, получивший приказ «наступать», спустил свое отделение под обрыв на узкую полоску суши вдоль берега и двинулся в сторону моста низом. Прошли под мост незамеченными. Осторожно поднялись вверх, сняли часовых у входа в доты и открыли огонь по пехоте и бронепоезду. Пехота развернула пулеметы и стала обстреливать доты, бронепоезд – и пехоту, и доты. Короче, началась такая какофония, что закончилась она пленением обороняющихся.

Правда, из всего отделения, попавшего в эпицентр перепалки, в живых осталось только четверо раненых. Потом в дивизионной газете «Боевой листок» сообщалось, что погибший командир отделения представлен к званию Героя, погибшие солдаты к ордену Ленина, а раненные к ордену боевого Красного знамени.

Были ли за время войны неоднозначные, интересные случаи?

Да, это было в Лянзянкоу. У нам приезжал ансамбль песни и пляски. После концерта мы, с одним из наших солдат, решили пойти не прямо в свое расположение, а пройтись немного по улицам городка. Через пару кварталов увидели странную процессию. Впереди движется белая лошадь, за ней такая же белая повозка. А рядом с ними и за ними большая группа людей. Это были китайцы. Все в своей традиционной черной одежде.

Подошли ближе, процессия остановилась. И тут рассмотрели, что лошадь и повозка сделаны из папиросной бумаги, наклеенной на остов из прутиков. Мы сначала даже не поверили, насколько искусно все было сделано. Даже штыком чуть проткнули папиросную бумагу. Несут их люди, а чуть сзади идет девочка лет 10 в каком-то странном одеянии, вроде большого белого мешка с прорезями для головы и рук. Ведет ее за руку весьма пожилой китаец. Разговорились с одним из китайцев, достаточно хорошо знающим русский язык.

Он рассказал, что идут похороны по старинной̆ китайской традиции. Умер китаец, у которого кроме дочери никого нет. Процессия идет, чтобы похоронить ее вместе с отцом. На наш недоуменный̆ вопрос: «Как же хоронить? Она ведь живая?». Ответ прямолинеен: «А кто ее будет кормить? Я не буду, он – показывает на рядом стоящего китайца – тоже. Сама она еще работать не может, надо хоронить». Может быть, слова были немного не те, но смысл понятен и так. Нас это страшно возмутило. Стали рассуждать, не стоит ли организатора таких «похорон» пристрелить или сдать в комендатуру. Но он быстро испарился. А девочка вцепилась в мою руку и не отпускает. Сказали провожающим, чтоб хоронили одного покойника, без «сопровождения», а девочку мы отведем в комендатуру. Так и сделали. Правда, в комендатуре еще объясняться пришлось, и рассказывать о своеобразном обычае, который там тоже не сразу восприняли.

Конец второй мировой войны

Потом наступило 3 сентября. Капитуляция Японии и конец второй мировой войне. Был отдан приказ – расстрелять половину оставшегося боезапаса. Вот это была действительно канонада, а не просто «залп» в честь победы! Палили все и из всех видов оружия. Затем путь домой по более прямой и приличной дороге. В конце сентября переправились с серией приключений через Амур, и продолжилась моя «срочная служба» еще в течение пяти лет. Таким образом, лично для меня военная эпопея была действительно только кратким эпизодом на фоне почти семилетней армейской̆ службы.

У нас в десятом классе на весь район училось 14 парней 1926 года рождения. Так вот из нашего класса 8 человек отправились на запад, 5 на восток. Я поехал на восток.  В итоге, в первую неделю войны из 800 человек, нас осталось 12. А к концу войны и с запада, и с востока вернулось по два человека. Такова арифметика войны.